Оговорка по Фрейду

Работали у нас в банке, году так в 94-ом, программист Сергей Стаканов и экономистка Женечка Корябина. И вот однажды, прямо на глазах у всего дружного коллектива у них начался бурный роман. В то демократичное время романы в нашем банке особо не "шифровались", поскольку коллектив был небольшой, теплый, денег у нас было достаточно и жили-работали мы без лишних треволнений. Но эта лав-стори была, пожалуй, самой впечатляющей...

Нужно сказать, что оба влюбленных друг в друга банковских работника были фигурами заметными: Женечка была совсем молодой, симпатичной, стройненькой, абсолютно незамужней блондиночкой и носила в глубоком декольте два гигантских изящных пулемета, которые неумолимо брали под острый прицел всех наших парней (включая и меня), а Стаканов носил в брюках затертый томик Ницше и был настоящим старым женатым хакером, за которым числились недописанные компьютерные программы по управлению кредитами и вкладами, два незаконченных любовных романа в нашем же банке и два убитых в ноль японских автомобиля, которые он приобрел за сумасшедшие в те времена деньги, искренне веря в их третью автомобильную жизнь.

Как я уже говорил, романы в нашем банке в то золотое время были делом непреследуемым, поэтому влюбленные каждую свободную минутку встречались, обнимались и целовались. Стаканов попишет-попишет минут десять программу, произнесет свое знаменитое: "ну все, хватит марью дуятся!^[1]" и к Женечке — шмыг, — как клиент через стойку перегибается и шепчет ей чего-то приятное на ушко. Пошепчутся-пошепчутся, потом возьмутся за руки и идут сладкой парочкой на улицу курить и обниматься. Женечка тоже — примет платежку от клиента — и к Стаканову. Зайдет, бывало, в наш тесный отдел и мур-мур-мур на коленки к Стаканову. Представляете: мы в это время программы пишем-исправляем, а по нам чужие флюидищи, заправленные термоядерными вздохами и чмоками лупят, словно из огнеметов с гранатометами, — а потом попробуй найди пропавшие нули рублей в сальдовках и на счетах.

... Их постоянно заставали в самых разных темных закутках, на лестничных пролетах и в дальних коридорах, а однажды, когда почти все банковские работники подбили деньги, закрыли свои программы и потянулись домой, Стаканов с Женечкой облюбовали самую дальнюю малюсенькую техническую комнату, в которой шпарило без остановки дневные отчеты АЦПУ — гигантское русское печатающее чудо, по габаритам, обилию металла и издающему при работе шуму напоминающее "сибирского цирюльника" из фильма Михалкова. По всей видимости, остервенело лязгающее и выплевывающее перфорированную бумагу АЦПУ им не мешало, а поддерживало — любовные события в технической комнате разворачивались самым драматическим образом. Сейчас самое время сделать небольшое лирическое отступление и пояснить, что технология ведения операционного дня банка требовала его ежедневного закрытия. Это была отдельная операция в программе, и запускала ее на выполнение оператор — худенькая, молоденькая, очень ответственная и скромная девушка Юленька.

Дальше французский сюжет: Юленька идет в техническую комнату, чтобы забрать готовые отчеты и выключить АЦПУ. Открывает дверь, глядя себе под ноги, заходит, закрывает за собой дверь, поднимает голову. Такой капкан еще поискать, ребята. Разгоряченные любовники в кипе перфорированной бумаги, густая смесь ароматов технической смазки и неоконченного таинства, ровный молот работающего "цирюльника". Если бы не АЦПУ, то была бы немая сцена, а так вышла не немая. Юленька застыла — "аааа", краснея, и Женечка застыла — "аааа", бледнея. Стаканов нашелся и хотел спросить у Юленьки: "День закрыла?" (идиотский вопрос! — отчеты только печатаются), но вышло как и положено, по Фрейду, с оговоркой:

— Дверь закрыла?

У Юленьки наворачиваются на глаза слезы и она плачущим голосом шепчет: "Да, конечно, я все поняла — закрыть дверь с той стороны!", как ошпаренная вылетает из комнатки и трясущимися руками захлопывает за собой дверь. Когда Стаканов с Женечкой немного пришли в себя и сообразили, что произошло, то, взахлеб хохоча, искали Юленьку по банку, а когда нашли ее забившуюся в угол на кухне, то успокаивали ее — мол, дело житейское, что ее совсем не хотели выгонять, а мол, нужно было обязательно узнать, закрыла ли она операционный день или нет. Но Юленька еще долго не могла прийти в себя от такого стресса, плакала и почему-то не хотела им верить.

^[1] Дурью маятся

(Прислал Илья Казачков, г. Владивосток, http://www.adenta.ru. Спасибо.)

апрель 2004 г.